Патриотизм ------- "И дым отечества нам сладок и приятен"  


Биография - пролог
"Два чувства дивно близки нам,
В них обретает сердце пищу -
Любовь к родному пепелищу,
Любовь к отеческим гробам.

На них основано от века,
По воле бога самого,
Самостоянье человека
И всё величие его.

Животворящая святыня!
Земля была б без них мертва,
Как бесконечности пустыня.
И как алтарь без божества".
А.С. Пушкин


Здравствуйте! Желаю Вам счастья, здоровья и всего самого наилучшего!

Мой дедушка Момджи Георгий Сергеевич (1912-1989 гг.) очень любил литературных классиков и в детстве читал внукам на ночь сказки Пушкина. Он оставил после себя неоконченными вот эти записи:
__________
Пролог
Геолог. Специальность престижная, романтичная, многотрудная. Но в чем ее сущность? Многие полагают, что в романтике, бесконечных путешествиях, связанных с ними опасностях, в столкновении со стихиями. Все это есть. Однако главное, самое сокровенное для геологии, это творчество - проникновение в тайны земных недр, раскрытие ее загадок, дающее возможность поставить их на службу человечества. Все же остальные трудности - лишь неизбежные издержки, на которые приходится идти ради геологических свершений.
Небо может видеть каждый. Земля же на материках скрыта от человека под чехлом позднейших отложений, почвенным покровом, растительностью, а на морях и океанах - водой. Современные средства позволили человеку проникнуть в космос на миллионы километров, а взором - на расстояния, измеряемые немыслимым количеством световых лет. По глубине проникновения в недра Земли рекорд держит Советский Союз, перейдя десятикилометровый рубеж, прокладкой сверхглубокой скважины на Кольском п.о. Об остальных тысячах километров можно судить по отголоскам сейсмических волн, проходящих сквозь тело планеты. Земля много крепче, чем небо, хранит свои тайны. Но она питает человека всем, что ему необходимо. Она, как своему мифологическому сыну - Антею, дает силу и за нею стремится в земные недра человек. Первопроходец в земные недра - вот, что такое геолог.
Каждый первопроходец выбирает свою цель и соответствующий ей маршрут, о которых он стремился знать все, что было в его время возможно. Геолог также выбирает свои цели и овладевает необходимым для их достижения знаниями и методами.
Одни специализируются в одной из геологических наук: ..., тектонике, минералогии, ..., другие же стремятся познать строение земли, изучая ее поверхность - это геологи-съемщики, третьи посвящают себя изучению ..., четвертые ставят своей целью открытие и оценку месторождений полезных ископаемых - это геологи-разведчики.
Информация в науке - возрастает круто, по экспоненте; на ее овладение даже в одной такой области не хватает человеческой жизни, геолог стал избирать для себя все более узкие задачи, умножил число геологических специальностей. Так в среде геологов-разведчиков появились геологи-нефтяники, угольщики, рудники и нерудники, гидрогеологи и пр. Но и на этом дифференциация не остановилась. Например, геологи-рудники специализируются по видам сырья для различных отраслей металлургии: черной, цветной, редкометальной.
К тому времени, когда я стал геологом, закончив в 1937 г. Днепропетровский Горный институт, мне в дипломе была записана специальность горного инженера геолога-разведчика, студенческая группа, в которой я кончил институт, именовалась группой рудников. Основную часть своей геологической деятельности я посвятил выявлению рудного сырья для черной металлургии, этот выбор не особенно удивителен, поскольку Днепропетровск - город черной металлургии, а главное, это было время индустриализации страны, начавшейся вместе с первой пятилеткой в 1929 г., когда завершилось восстановление страны после первой мировой и последующей гражданской войны.
В 1913 предвоенном году Царская Россия достигла выплавки 4 млн. т. чугуна в год. Это был весьма невысокий уровень. В.И.Ленин, иллюстрируя промышленное и экономическое развитие стран через их место в мировом производстве железа, подчеркнул, что принадлежащее России седьмое место, вслед за Испанией, весьма незавидное. В годы войны и последующей интервенции в разрушенной стране годовое производство железа снизилось более чем вдвое и достигло 4 млн. т. лишь к 1929 г.
___________
С 13 на 14.01.1918 г. отряды Красной Гвардии выступили против войск Центральной рады и в результате 3-х дневных боев 17.01.1917 г. в Одессе утвердилась Советская власть.
В марте 1918 г. Австрийско-германские войска оккупировали Одессу.
Летом 1918 г. были взорваны пороховые склады Одессы. После революции в Германии Австро-германские войска были выведены, но в конце 1918г. в порту высадились войска Антанты.
Весной 1919г. в Одессе была восстановлена Советская власть.
В августе 1919г. в Одессу вступили деникинцы.
7 февраля 1920 г. Одесса навсегда стала советской.
____________
«Он понял, что есть у творений бессчетных,
У птиц, у людей, у растений, животных, -
Единый язык и закон соучастья
В деяниях правды, сочувствия счастья.
Он понял, великим умом озаренный,
Что все подчиняются наши законы
Закону тому, что рожден в человеке:
Живущему зла ты не делай вовеки,
Живи, никому не внушая боязни,
Исполненный к тварям добра и приязни,
Не смей убивать ни растенье, ни зверя,
Единою мерой себя с ними меря.
Отмеченный кротостью и бескорыстьем,
Будь милостив к людям и птицам, и листьям,
Прощенье и правда в деяньи и речи, -
Вот высший Закон, вот Закон человечий!»
«Махабхарата», раздел «Астика дважды рожденный». Библиотека всемирной литературы ИЗО, «Худож. литературы». М., 1974 г. с.354.

Там же (из поучений Кришны):

«Относятся Веды к трем чупам - к трем свойствам
Природы со всем ее бренным устройством».

Три чупы: «саттава» (истина, святость, гармония»,
«раджас» (динамика, страсть, свет) и
«тамас» (инерция, тьма),
комбинируясь, образуют все многообразие иллюзорного (существующего лишь для непросветленного сознания) мира, подобно тому, как комбинацией трех основных цветов образуется все многообразие красок.

Материальное пространство:
саттава - гармония, закономерность, причинно-следственная связь, время?
раджас - отталкивание, энергия.
тамас - притяжение, тяготение, масса.

Иллюзорный мир - материальный мир.


Биография - начало
Момджи Г.С.
Г е о л о г и я - сейчас это целое семейство наук о Земле, каждая из них имеет свой предмет и методы исследования, свои кадры специалистов-геологов. Речь идет о минералогах, петрографах, литологах, изучающих соответственно минералы и сложенные ими горные породы различного происхождения, о палеонтологах, изучающих остатки жизнедеятельности геологического прошлого и стратиграфах, изучающих геологические разрезы и осуществляющих их расчленение, о тектонистах, которые освещают становление структур земных недр и геофизиках, которые познают состав и строение земных недр посредством исследования физических полей Земли, о геохимиках, познающих химический состав и химические процессы в земных недрах.
Все эти науки дают основу п р и к л а д н о й г е о л о г и и , в которой ведущее место принадлежит учению о полезных ископаемых и тесно с ним связанному геологоразведочному делу. Специалисты в этой области знаний - геологи разведчики - профилируются по видам полезных ископаемых. Это наиболее обширный отряд геологов. Полезным ископаемым принадлежит свыше 70% всего природного сырья потребляемого человечеством.
Закончив в 1937 году Днепропетровский горный институт, я получил диплом горного инженера геолога-разведчика. Это были годы индустриализации страны, мощного роста основы индустриализации - черной металлургии, а и сам Днепропетровск был городом металлургов, одним из центров южной металлургической базы страны, а на ее востоке уже были сооружены Магнитогорский и Кузнецкий металлургические комбинаты. Как геологу-разведчику мне приходилось заниматься многими твердыми полезными ископаемыми, но больше всего сырьем для черной металлургии, преимущественно рудным, что и стало моим основным профилем. Именно об этой стороне своей геологической деятельности мне и хочется рассказать в этих воспоминаниях.
Кривой Рог
Моя деятельность как железорудника началась в Кривом Роге. В то время трудно было бы найти место более благоприятное для применения специалистом имеющихся у него знаний и способностей, а также для их развития, что не менее важно.
Чтобы это и последующие утверждения подобного типа представлялись мотивированными, необходим хотя бы кратчайший экскурс в историю развития черной металлургии, в саму ее сущность.
Колыбелью любой металлургии является г о р н . Сжигая в нем древесный уголь, можно достигать высоких температур, при которых уголь способен разлагать сернистые или кислородные соединения металлов («руды»), выделяя металл, или, как говорят химики, «восстанавливая» его. В начале, достигнутые в горне температуры позволяли выплавлять из руд цветные металлы, а затем, как полагают в XIV веке до нашей эры, где-то в Закавказье научились этим путем выплавлять и железо, по-видимому, из его наиболее легкоплавких гидроокислых соединений («бурых железняков») или карбонатных соединений («шпатовых железняков»). Железо тогда ценилось в несколько раз дороже золота. В греческой легенде об аргонавтах, отправившихся в Закавказье за «золотым руном», в качестве сказочного богатства упоминается железный плуг колхидского царя Эата. Получение железа в кричном горне было способом его п р я м о г о восстановления.
Более производительный способ выплавки в домницах (эволюционировавших в современные домны) ч у г у н а , богатого углеродом с переделом его в сталь, возник уже в рабовладельческом обществе, перед началом нашей эры. В домницах достигались более высокие температуры, что позволяло плавить в них более богатые железом и более чистые от вредных примесей магнитные и красные железняки. В феодальной Европе на первое место по производству железа вышли страны, богатые лесами для отжига угля и этими рудами. Это были Швеция и Россия, где на первое место по производству железа выходит Урал с его магнитными железняками гор Высокой, Благодати и других.
С развитием в Европе капитализма и промышленной революцией в металлургию вносятся коренные усовершенствования, обеспечивающие быстрый ее рост, а вместе с этим и рост потребности в доменном сырье, которую уже не могли удовлетворить ни отжиг древесного угля, ни известные тогда месторождения богатых железных руд. Но в 1735 г. был открыт способ осуществления доменной плавки на коксе, а в 1878 г. Томас открыл процесс передела фосфористых чугунов в конверторах с основной футеровкой. В результате в Европе центрами черной металлургии становятся страны, богатые коксующимися углями (Англия, Франция, Бельгия, Германия), тем более, что в этих странах имеются крупнейшие, пригодные для открытой разработки месторождения фосфористых оолитовых железняков (минетт), которые до открытия Томассовского процесса промышленно не использовались.
Недостатком минетт является низкое содержание в них железа, достигающее лишь 35%, тогда как в богатых магнитных и красных железняках оно достигает 70%.
Вторая половина XIX века ознаменовалась открытием нового источника железорудного сырья в виде богатых красных железняков, залегающих в протерозойских полосчатых железистых кварцитах и сланцах, которые представляют железорудные бассейны - Криворожский на Украине и оз. Верхнего на севере США. Промышленное значение этих открытий увеличивалось наличием по соседству крупнейших бассейнов с коксующимися углями - Донецкого на юге России (на Украине) и Пенсильванской в США.
Это позволило США уже в 1890 году выйти на первое место в мире по разведанным запасам железных руд, по их добыче и выплавке стали.
В России на базе Криворожского железорудного и Донецкого угольного бассейнов стала формироваться вторая, после Уральской, Южная металлургическая база. Но темпы геологического изучения и освоения бассейна в дореволюционной России с ее промышленной отсталостью и засильем иностранного капитала были невелики. «Казенные» металлургические заводы Урала к этому времени стали приходить в упадок. Назначенная для из обследования миссия во главе с Д.И.Менделеевым пришла к заключению, что железорудная база на Урале неисчерпаема (при уровне ее эксплуатации того времени), истинным недостатком было названо применение не вольнонаемного труда, остатки крепостничества.
Перед мировой войной разведанные запасы железных руд и выплавка чугуна в России составляли лишь порядка 5% от мирового из уровня. Но Кривой Рог по добыче железных руд вышел на первое место в стране. В 1913 г. в нем было добыто 7 млн. т. богатых железных руд («синек»). После Октябрьской Революции, в результате реконструкции народного хозяйства довоенный уровень выплавки металла был достигнут к началу первой пятилетки, а после ее завершения выплавка чугуна возросла втрое, а стали - более чем вчетверо! Это было выдающееся начало, и, крупнейший в стране Криворожский железорудный бассейн должен был готовиться к достойному продолжению, для чего геологическая изученность и разведанность на глубину была все еще недостаточной. Кроме обычно дискуссионных вопросов генезиса, не имели тогда однозначного решения вопросы стратиграфии, а, следовательно, и структуры бассейна. Противостояли схемы одно- двух- и многопластового размещения в разрезе железистых кварцитов, о взаимоотношении средней и верхней свит Криворожской серии пород и пр. Для выяснения этих вопросов, без чего нельзя было обоснованно направлять разведку бассейна на глубину, Криворожский геологоразведочный трест принял решение осуществить детальное геологическое картирование (в масштабе : 5000) всего бассейна, протяженностью порядка 100 км. Научное руководство этой огромной, сложной работой было возложено на ученых ДГИ проф. Н.П.Семененко и доцента П.М.Каниболоцкого, возглавил ее главный геолог треста А.А.Зверюга, в ней участвовали мои бывшие однокурсники Я.Н.Белевцов, П.М.Рудницкий и многие другие геологи.
На всем протяжении бассейна действовала цепь рудников, осуществлявших подземную добычу богатых руд с содержанием железа свыше 50%. На севере, юге и в центральной части бассейна, в основном мелкими шахтами, была начата добыча бурых железняков. Природа которых и запасы практически не были изучены. К ним предъявлялись промышленные требования как и к богатым рудам, им не соответствовавшие, из-за чего значительная часть руды оставалась в недрах, как некондиционная. Необходимо было изучить в бассейне этот тип руд, оценить их возможные запасы, выяснить их металлургическую ценность с разработкой кондиций, отвечавших их природе. Эта работа была возложена на научно-исследовательский горно-рудный институт (НИГРИ) Кривого Рога, что потребовало создания в нем геологической группы, которую должен был возглавить единственный тогда в институте геолог - А.Л.Загъянский, научную консультацию работ согласился осуществлять П.М.Каниболоцкий. Встретив меня в ДГИ, тогда возвратившегося с работы на Северном Кавказе, он предложил поехать в Кривой Рог для переговоров в НИГРИ о вхождении в состав создаваемой группы.
Кривой Рог тогда был небольшим городом, соединенным с рудниками железной дорогой и автомобильным шоссе. НИГРИ размещалось в новом двухэтажном здании. От него было «рукой подать» до основных городских магистралей и берега р.Ингулец, обширного городского парка.
Директор института П.В.Самохвалов и гл. Инженер С.П.Юдин приняли меня приветливо. Предложили в создаваемой группе должность инженера-исследователя и однокомнатную меблированную квартиру в находящемся напротив «доме профессуры» с условием оплаты мебели в рассрочку. Меня, молодого специалиста, не имевшего к тому же «ни кола, ни двора», это предложение, конечно, обрадовало. С.П.Юдин показал мне институт, где для условий Кривбасса совершенствовались системы разработки рудных тел, конструировался для бурения гидроударный инструмент, изучалась рудничная атмосфера, ее запыленность для борьбы с силикозом и пр. Для будущей моей работы было важно наличие приличной химико-аналитической лаборатории и, естественно, библиотеки.


Воспоминания детства
Момджи Г.С.
ОТ ДВУХ ДО ПЯТИ
Идемте в прошлое к началу нашего века. Для меня это прошлое начинается в Одессе, где родился я, моя мать, бабушка и куда мой прадед - вольный казак привез украденную у пана мою крепостную прабабушку. Но это уже прошлый век.
В Одессе нам надо зайти в коротенький Театральный переулок, а там в дом, что рядом с гостиницей, которая в те времена называлась «Северной». Двор этого пятиэтажного дома казался мне дном колодца. Возле высокой стены, отделяющей двор от гостиницы, лепился узкий садик, обнесенный железной решеткой, венчаемой колючками. В этом садике к стене примыкал и цементный бассейн с фонтаном. Калитка в садик всегда была на замке, а фонтан никогда не работал. Напротив был подъезд и окна почти «опирающиеся» на дворовой асфальт. Слева от подъезда были четыре окна нашей квартиры, а справа окна квартиры часовщика, сын которого был моим ровесником и товарищем всех игр. Из подъезда в наши квартиры вело несколько ступенек вниз. Одна из них - выщербленная и оставила мне отметину на подбородке на всю жизнь. Дело в том, что эти ступеньки были единственным путем отступления при всех бесчисленных мальчишечьих приключениях и баталиях, причем отступление не всегда протекало благополучно. Дверь квартиры, за которой в таких случаях я мог себя чувствовать в безопасности, имела несколько фривольный вид, - верхняя ее половина была застекленной, а стекло облеплено полупрозрачной бумагой с цветными узорами, что должно было придавать ей вид витража. По идее, от него должен был получать свет темный коридор, из которого направо вели двери в столь же темную кухню и в туалет, а налево - единственные двери в квартиру, состоящую из столовой и двух спален.
В эту квартиру родители меня привезли двухлетним, а увезли восьмилетним мальчуганом. Поэтому, во-первых, ей принадлежит первое, что могу вспомнить и, во-вторых, все в ней мне вспоминается большим, даже огромным. В столовой у стены слева от двери возвышался огромный буфет, а посредине стоял огромный стол, окруженный венскими стульями. Над столом висела огромная керосиновая лампа. За буфетом в свободном углу комнаты ставилась огромная ёлка, а в противоположном углу под окном стоял большой письменный стол отца, в противоположном углу, на тумбочке с пластинками стоял граммофон с огромной трубой. В этой столовой состоялись все доступные мне события жизни нашей семьи. В спальнях, где помещались лишь кровати и комод бабушки и дедушки ведь только спали.
Запомнилось как собравшаяся в столовой семья ужаснулась сообщению, которое прочел в газете дедушка, о применении немцами на фронте удушливых газов. Мне тогда могло быть лишь три года.
Конечно, запомнились праздники, но неизвестно какие и когда происходившие. Но было это до моих пяти лет, потому что после, в годы гражданской войны, было не до праздников и нечем было их особо отмечать.
В праздники за вкусным столом сидела вся семья и гости. Оживал граммофон. Мне казалось, что черных дисков пластинок к нему было много, но запомнил я немногие. Запомнилось грустное «Вот вспыхнуло утро...», разудалый «Ухарь купец» в исполнении Плевицкой, в ее же исполнении «Из-за острова на стрежень», ария Надира и ария Дубровского в исполнении Карензина, польки «Ойра» и «Дедушка». Однажды, в день рождения дедушки Гриши, единственного человека, который меня всегда «баловал», мы с ним танцевали под эту польку и он под протесты родителей и бабушки налил мне рюмку «церковного вина» (кагора), которое мне показалось необычайно вкусным, так что я стал требовать еще. Но это «еще» наступило лишь через десятки лет, когда не было уже дедушки Гриши.
Музыкальная техника уже тогда подавила семейную художественную самодеятельность и я не помню, чтобы за столом пели. Мешал граммофон. Но в будничные длинные зимние вечера, когда из-за экономии керосина в столовой не зажигалась мощная лампа, а лишь под иконами теплилась лампадка, в уютном полумраке дедушка и бабушка любили попеть песни и украинские, родные, и русские. Когда петь надоедало, начинали «сбивать мороз», для чего требовалось припомнить и перечислить 40 лысых. К каждому имени обязательно хором добавляли» «пересядься мороз!». Чем обширнее припоминалась лысина, тем ценнее она была для такой цели.
В летние вечера мама и бабушка любили ходить в кинематограф, или как его в те годы в Одессе называли» «иллюзион». Меня им приходилось брать с собой, так что я имел возможность познакомиться с Максом Линдером и со скучными для меня тогда Мозжухиным и Верой Холодной. Большей частью ходили в душный, переполненный дешевый иллюзиончик с громким названием "Парижский", что на Гаванной улице. Реже в фешенебельную «Уранию», где перед сеансами читались лекции, а когда гасили свет, то из двух урн, стоявших по бокам большого экрана, взвивались бумажные ленты, освещаемые красным светом, так, что казалось будто в урнах пылает пламя. Было еще «кино Уточкина».
Из праздников, которые тогда были церковными, больше всего мне запомнилась Пасха. С ней связано так много мальчишеских удовольствий! В вербное воскресенье можно было выходить во двор с веточками вербы, покрытыми набухшими весенними красноватыми почками, хлестать ими друг друга без всякой обиды, приговаривая «Верболоз, бей до слез!»
Потом, к четвергу, клеились цветные фонарики для страстного огня, наконец, красились яйца, образующие на тарелке радужную горку. А ходить дома уже можно было лишь на цыпочках, чтобы не дай бог не село тесто, которое бабушка поставила для пасхи, а к ней и подходить было опасно, казалось она буквально взорвется от предпраздничных забот.
Возвратившийся с работы дедушка видел эту опасность и, стремясь услать меня от нее подальше, лез в карман за кошельком, подзывал к себе, улыбаясь в пшеничные усы и говорил: «Вот тебе, жучок, на конфеты, сбегай-ка за ними со своими друзьями». При этом дедушка вынимал из кошелька синюю, а то и арбузно-зеленую марку с изображением царя и давал ее мне, точно рассчитав, что завладев таким капиталом, я побегу во двор и скоро уж в доме не появлюсь.
Жучком дедушка Гриша меня называл за то, что я был черноволосым как отец и как другой дедушка, Антон, который иногда приходил к нам на праздники. При этом он любил со мной возиться и я мог его даже засадить играть со мной в шашаки. Во дворе мальчишки за смуглость меня просто прозвали цыганом, а мать как-то в шутку сказала, чтобы я держался от цыган подальше, поскольку, во-первых, они воруют детей, а во-вторых, когда они станут меня выдавать за своего, то им все поверят. Ведь и в действительности меня не отличить от цыгана. Кончилось это тем, что когда во дворе как-то появились цыгане и одной из цыганок захотелось погладить мою курчавую шевелюру, то я поднял страшный рев и изо всех ног кинулся домой, чтобы не попасть в страшный цыганский мешок. На мой отчаянный рев, конечно, из дому выскочила мать. Когда она поняла, в чем дело, думаю, ей стало неловко за свою шутку и она стала успокаивать меня и растерявшуюся цыганку.
Заходили в наш двор и разные торговцы, имевшие свои, так сказать, профессиональные позывные. Разносчики сухого мороженного, всегда русаки, входя запевали: «Са - а - а - ахарный мароз!», а старьевещники - всегда старые евреи в котелках и с мешком на руке - запевали обычно каким-то сдавленным баритоном «Стары ве - е - ещи пайм!» На улице у продавцов фруктов с тачек, обычно молодых, жизнерадостных и дурашливых, такой запевкой было «За две по две, три, четыре, а два фунды - пьяа - а - а - ать».
Стояли тогда на улице, конечно, и городовые, так что я отношусь к поколению, которое помнит городового, но если признаться честно, то помню я его очень слабо, поскольку песен он не пел, а других контактов между нами не возникало. Когда мне исполнилось пять лет, городовые уже исчезли.
Зато мне запомнились грузовые автомобили полные людей, окружающих в кузове огромную деревянную цифру - номер списка, по которому проходили в учредительное собрание представители партии, пославшей на улицы города агитационный автомобиль. На улицах появились юноши в трусах, в американского вида шляпах на резинке с длинными палками в руках - скауты. Эти атрибуты февральской буржуазной революции были тем новым, что удивляло всех и даже такого несмышленыша как я.
В нашем дворе не было скаутов, в нем не было очень состоятельных жильцов, а среди детворы только двоим было лет 14 - 15. Один из них - Котька, к тому времени уже застрелился в темном подъезде под лестницей, причем неизвестно нам почему, а второй - сын прачки Леня, в скауты не подходил. Котька, когда был жив, в наших играх не участвовал, но потом мы придумали страшную игру: шли в т о т подъезд и с замирающим от жути сердцем пытались проникнуть в ужасную тьму под т у лестницу, пока какая-нибудь девчонка не закричит от страха «Котькина душа!», и тогда опережая друг друга вся компания с визгом выскакивала из подъезда. Но игра эта была уж очень страшной и не прижилась. Зато долго, до позднего вечера наша шумная ватага играла в прятки, в пятнашки и с наибольшим увлечением в козаки-разбойники.
Такую малышню, как я, в эти игры принимали, но не очень всерьез, зато от нас было больше всего суетни и шума, а ведь без этого настоящего веселья не бывает. Играть мы, малышня, конечно толком не умели. Когда это были «Прятки», то прятались так неумело, что или находили нас сразу же, или вообще не находили; потому-то сидел я спрятавшийся так в своем тайнике иногда до вечера, а когда выбирался, то уж и во дворе никого не было. Но это случалось тогда, когда малышу надоедало бесконечно «жмуриться». Однажды взялся с нами играть и Леня. Он взял с собой в компанию меня с дружком. Очень это было почетно, но с удивлением я взглянул на Ленины ноги. Он был в галошах на босу ногу, а ведь мы играли в прятки, где надо быстро бегать. Дальше произошло для нас невероятное. «Жмурившая» Валя повернулась лицом к стене, а Леня с нами был возле нее. Для него это было и всего два шага, так что и галоши не помешали.
Для меня это был урок, который я помнил всю жизнь. Я понял, что задачи, кажущиеся очень сложными, непреодолимыми, могут иметь простейшее и легкое решение. Надо лишь его найти.
Коллективные игры в мяч в нашем дворе были редки. Часто не было мяча, а когда он появлялся, то во время игры вечно залетал за ограду запущенного хозяйского сада, куда нам не было пути. Конечно, мы лазали туда за мячом через забор, но кончалось это скандалом, если на этом нас ловил дворник. Но мне не повезло больше других. Однажды, выбросив из садика залетевший туда мяч, на обратном пути я застрял на заборе, зацепившись штанишками за венчающие его колючки. На этой высоте меня захватил сам хозяин дома господин Фишман. На его крик прибежал дворник, они стащили меня с ограды, хозяин дома вцепился мне в уши и потащил к родителям. Но они взяли меня под защиту, а хозяину дали отпор, что привело к открытому конфликту, имевшему продолжение, которое позже опишу.
Шумным, веселым, полным детворы наш двор был лишь летом. Зимой он пустовал, покрытый снегом. Старшие дети ходили учиться, а мы - малыши сидели по домам. Дома у меняя было несколько детских брошюр со стихами и яркими картинками, по которым я незаметно для себя научился читать и даже писать печатными буквами, копируя их из этих брошюр. Первой «настоящей» книжкой, которую я прочитал, были сказки Андерсена, неизвестно как к нам попавшие. Дома у нас совершенно не было книг, за исключением письменного стола отца, к которому мне запрещено было без него и подходить. В ящиках стола было несколько книг, из которых мне почему-то особенно запомнился астрономический справочник - без переплета, без единой иллюстрации, почти целиком состоящий из таблиц. Эта скучнейшая книжка приобрела для меня таинственную прелесть вероятно в результате разговоров отца со знакомыми, матерью об Солнечной системе, планетах, о Марсе и каналах на нем, зарисованных Скиапарелли, о звездах и таинственном Сириусе... Я при этом сидел где-либо рядом и занимался чем-то «Своим» как бы не слыша этих разговоров и не понимая их. Но в действительности разговоры взрослых, ведущиеся при детях тем более интересуют ребенка, чем менее они ему понятны, чем более новую для него информацию они содержат. Так я проникся наибольшим уважением к справочнику, в который при таких разговорах, видимо, иногда заглядывали, а про себя я твердо решил стать астрономом и этого решения никогда не менял до момента подачи документов в институт. Интересно, что о Жюле Верне я тогда не имел никакого представления. О нем не говорили, книг в доме почти не было. Молодым они были не по карману, а старики были малограмотны.
Таинственные для меня явления происходили не только в небе, но... и на потолке нашей квартиры. Под вечер, лежа от нечего делать на постели, я видел как от одного карниза потолка отрывалась полоса тени и как бы прикрепленная одним концом к этому карнизу «веерно» скользила к другому, соседнему, через весь потолок. За ней, подчас. Устремлялась другая такая полоса тени и так еще и еще. А подчас тени не потолке не двигались. Я спрашивал старших - что это за тени? Мать мне говорила, что это отражение людей идущих по улице, их мираж, как бы их тень.


Ccылки на другие страницы, посвященные этому кумиру
Стихи - сын об отце
Главная


 

Hosted by uCoz